Насилие в родах: время не лечит

Денис Цепов, когда-то закончивший петербургский «первый мед» (специалист по патологическим беременностям и осложненным родам), а ныне житель Лондона, член Британской королевской коллегии акушеров и гинекологов и автор сборника «Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера», пишет мне: «Первый раз слышу о таком термине: "Насилие в родах". Расскажите!».

Я читала книжку Дениса Цепова. А еще раньше читала его ЖЖ. И у меня невероятное уважение и гордость за то, что он делает. И мне совсем неудобно тому, кто спасает жизни, творит чудеса, кто делает все, что возможно и невозможно во имя мамы и ребенка, рассказывать о насилии в родах. И еще я думала, что он шутит, когда читала его ЖЖ и книжку. А потом я задумалась — что, правда, Денис совсем не знает, о чем речь? Совсем-совсем? И тут же оправдываю его: наверное, он очень давно закончил «первый мед». Давно проходил практику в петербургских роддомах. И не помнит, как оно было. Я села отвечать Денису (мысль: «А может быть, он не шутил — ни в ЖЖ, ни в книжке», — я гнала прочь) — так родилась эта статья.

…Что такое «насилие в родах»? Юридически — это преднамеренное применение медицинскими работниками физической силы, власти, действительное или в виде угрозы, направленное против роженицы, результатом которого являются (либо имеется высокая степень вероятности этого) телесные повреждения, психологическая травма, смерть матери или ребенка.

А практически — насилие в родах — это то, что отравляет послевкусие родов.

Ты сидишь на диване на своей кухне — прекрасная как Мадонна. У тебя на руках самый сладкий ребенок в мире. Ребенок здоров. Ты здорова. Ты пьешь чай с молоком. Он сосет молоко и засыпает. В вашей вселенной мир и счастье. И тебе надо бы купаться в этом счастье, плыть туда, за буйки, наслаждаться вашей любовью и гармонией, а ты… ты думаешь, что это бред.

Что любая бы на твоем месте была исполнена благодарности, а ты почему-то смотришь на эти ямочки на щечках, на этой пушок на голове, на эти крошечные кулачки и тут же вздрагиваешь, вспоминая роды. И переносишь это чувство на малыша. Тебе не комфортно прикасаться к себе — ты не ханжа и не пуританка, ты понимала, откуда выходит ребенок, но ты чувствуешь себя оскверненной, что ли — потому что с тобой в роддоме обращались… мягко говоря, не бережно.

Ты пытаешься забыть весь тот кошмар (хотя слушаешь рассказы подруг об их родах и понимаешь, что это был вообще не кошмар, типичная история), и в какой-то момент тебе кажется, что ты все забыла, но все вспоминается ровно в тот момент, когда у вас с мужем заходит речь о втором ребенке.

В какой-то момент ты понимаешь, что тебе надо «закрыть роды» (это достаточно современный термин, ты его где-то услышала и поняла — да, это оно), ты не знаешь, как, но понимаешь — тебе надо закрыть туда дверь. Отплакать то, как и где оно произошло. Простить себя за то, что роды оказались не такими, как ты представляла себе. Простить своего мужа, что он не был с тобой там и не смог защитить (был с тобой там и не смог защитить / был с тобой там и не смог защитить в должной мере). Простить Вселенную, что в один из самых ключевых моментов твоей жизни с тобой рядом были люди, которые не оценили, что это один из самых ключевых моментов твоей жизни — они бездумно хлопали дверями, ели пельмени, открывали окна, ощущали свою власть над тобой, пользовались этой властью, унижали — по ходу пьесы, не специально, просто потому что они по-другому не умеют, жили обычной жизнью, в общем. Просто они прошли кирзовыми сапогами по твоему хрустально-хрупкому, нежному и сияющему дню, и теперь эти следы, не отмываются, и хоть ты что. И это счастье, что ты здорова и ребенок здоров. Это лучшая концовка этой невеселой сказки — за время младенчества твоего ребенка ты столько наслушаешься разных невеселых сказок на детских площадках и форумах, что поймешь — легко отделалась. Повезло. Невероятно повезло.

И кому-то помогает подруга, кому-то — послеродовое пеленание, кому-то — психолог, кто-то больше никогда не захочет иметь детей, кто-то — не в силах строить отношения с мужем, разведется и больше никогда не захочет иметь что-то общее с мужчинами, и будет растить сына, ненавидя себя за то, что лишила его папы, и его — за то, что он вырастет и станет таким же мужиком, как и все. Кого-то вылечит время.

«Сама не знаю, как пересилила страхи и решилась на второго», «С кесаренными обращались как с убогими неполноценными тварями — не объяснили, что делать с ребёнком, только выдали памятку, согласно которой я должна была с 20-см швом скакать днями напролёт, кормить ребёнка каждые 20 минут, ходить по палате с ребенком на руках, если он плачет, и не поднимать ничего тяжелее килограмма», «Почти час меня шили наживу. Это было ужасно. Я всегда хотела много детей, но прошло уже 4 года, а я помню всё, всю боль, всё до мелочей и до сих пор не понимаю, почему ко мне отнеслись хуже, чем к скотине», «Рожать еще? Это вряд ли. Теперь бы своих девочек вырастить. И защитить их от такого унижения», «А роды — ну да, больно, страшно, грязно, следует потерпеть, а потом попытаться все забыть», — пишут участницы флэшмоба #насилие_в_родах.

Я расскажу свою историю. Свою обычную историю хороших родов с хорошим концом. Мне было 32 года, первая беременность, серьезная подготовка на курсах для беременных, желание естественных родов, поддержка мужа и контракт с акушеркой и роддомом. А Арина Покровская — руководитель Правозащитного центра «Покров», юрист, правозащитник и психолог — прокомментирует мою историю с точки зрения закона.

В роддом (5 минут от дома) мы приехали с мужем и акушеркой при раскрытии 3-4 см. Схватки шли полным ходом. У меня подмышкой была обменная карта и договор на партнерские роды с мужем. Акушерка (мы встретились с ней у нас дома, она проверила раскрытие и сказала: «Да, едем»), прошла в роддом через служебный вход, чтобы переодеться в стерильное и ждать меня в родовом отделении.

Со схватками, от которых я лезла на стену, на глазах у восточного вида мужчин (которые стояли тут же, только что «сдав» на роды молодую восточную девушку, и, видимо, ждали, что им минут через пять вынесут подарочного младенчика), в приемном покое я подверглась допросу: «Когда были первые месячные? Когда начали вести половую жизнь? Были аборты? Какая по счету беременность? Не слышу, что вы тут стонете? Что такое PR-менеджер? Как я напишу это слово? Первый раз слышу, что есть такая профессия? Чем вы занимаетесь?».

Арина Покровская, юрист, правозащитник и психолог: «Роженица вправе не отвечать на эти вопросы, если по состоянию здоровья в момент это сложно. Ей все равно обязаны оказать весь объем помощи при уважительном отношении (на основе п. 1 ч. 1 ст. 6 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации»)».

Ответы на все вопросы (кроме, конечно, «Чем занимается PR-менеджер?») были в обменной карте. Но вот допрос закончился, я за хлипкой шторкой (восточные мужчины все еще были в полутора шагах от меня) переоделась в халат и тапочки, привезенные из дома, и та же железная женщина, что только что вела допрос, сказала: «Прощайтесь с мужем, проходите в лифт. Встретитесь через 5 дней». Ей было плевать на то, что у меня в руках договор («Когда вы его подписывали?»), ей вообще было плевать на все. Она просто наслаждалась своей властью — здесь и сейчас она вершила судьбы. А там как пойдет.

Арина Покровская: «В этот момент роженице уже трудно бороться за свои права. Это может сделать муж или сопровождающее лицо. Нужно обратиться к сотруднице роддома, нарушающей права женщины, с включенной видеосвязью, потребовав на камеру подтвердить основание отказа в партнерских родах. Важно отметить, что всех сотрудников родильного дома пациент вправе снимать на видео и записывать на диктофон, если это делается в рабочие часы учреждения и в целях защиты прав пациента. Это не нарушает их частную жизнь, поскольку они при исполнении своих обязанностей, а не дома на диване».

В какой-то момент все разрулилось. Мужу дали стерильный халат, мы зашли в лифт, наша акушерка ждала нас в родовой, муж очень быстро разобрал нашу сумку: включил магнитофон, специально купленный для роддома, надул фитбол, достал памперс. Я раскачивалась на фитболе, схватка приподнимала меня над ним, акушерка подбадривала и показывала, как дышать. Время шло. Схватки нарастали. Муж массировал мне плечи и поясницу.

В родовую зашла медсестра, сказала: «Ложитесь, будем делать КТГ». Я сопротивлялась. «Без этого у нас не примут отчет о родах», — сказала медсестра и уложила меня на кушетку.

Арина Покровская: «Безусловно, сотрудник не вправе так аргументировать давление на роженицу, а только уважительно пояснить ей смысл процедуры и последствия отказа для ее здоровья, обойдясь без запугивания. И в любом случае роженица вправе отказаться от КТГ и иных вмешательств на основе ст. 20 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».

В этот момент выяснилось, что моя акушерка, не являясь официально трудоустроенной в этом роддоме в данный момент, не имеет здесь никаких прав.

Арина Покровская: «Это верно — приглашенная акушерка или врач не могут делать распоряжения, медицинские назначения или отменять их в родильном доме, если они в нем не работают. Это нужно выяснить до приезда в роддом у того, кого вы планируете туда пригласить. Также хорошо обсудить, что ваш помощник будет делать в случае конфликта, нарушения ваших прав или иных сложностей».

Схватки стихли. Будто их и не было. Датчики не прикреплялись. Время шло. Я чувствовала, что я сама мешаю родиться своей дочке. Попросила мужа помочь мне встать, встала, схватки тут же возобновились, датчики прикрепились, на экране прибора возникла надпись: «Пульс плода 0». Я дышала и старалась не потерять сознание. За моей спиной стоял муж и массировал мне плечи. Он тоже умеет читать. Как и я. Это были самые страшные минуты родов.

Посмотрев мельком на монитор, медсестра ругнулась: «Блин! Бумагу забыли заправить! Вот он и глючит!». Наверное, отчет о родах моей дочки не приняли до сих пор — когда заправили бумагу, я больше не разрешила ставить датчики. Я рожала.

Потом я родила. Дочка хрюкнула как-то неопределенно, и было непонятно — все хорошо или не очень. Но было ясно, что все закончилось и как будто можно выдохнуть. И памперс дождался своего часа. И мы вместе, втроем. И муж качал малышку на руках, а магнитофон пел «Облака, белогривые лошадки». И вполне наступила пора эндорфинов, но…

…Но тут меня стали шить наживую. Как в фильмах ужасов. И все, что было до этого, показалось разминкой. Моя акушерка потом сказала, что такие трещинки нет смысла шить, их достаточно мазать после родов, и они прекрасно сами заживут. Но мне шили, вязали узлы, я пыталась не кричать, не пугать мужа и дочь.

Арина Покровская: «Пациент вправе настоять на обезболивании медицинского вмешательства либо отказаться от него на основе п. 4 и 8 ст. ч. 5 ст. 19 ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации"».

И тут пришел врач с документом «Согласие на прививки». Я отказалась подписать этот документ. И только что вполне себе приятный врач холодно сообщил, что отказ я должна писать прямо сейчас — через 10 минут после родов, в тот самый момент, когда мне что-то там зашивают почему-то без анестезии.

В этот момент в родовую зашла уборщица и открыла окна. Сказав: «Мне за 10 минут нужно убрать палату, поторопитесь».

Арина Покровская: «Перечисленные моменты свидетельствуют о неэтичном и неуважительном отношении персонала родильного дома, что нарушает права пациента, указанные в ст. 6 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации». Уместным был бы отказ от подчинения, требование разъяснить позицию персонала позже и простое человеческое возмущение».

За окном была середина ноября. Медленно кружился в воздухе снежок, празднуя появление новой жизни. Одежды на мне ввиду объективных обстоятельств было немного. И еще меня потряхивало после родов. Гормоны, наверное. Или что-то такое.

С открытым окном и финально завязанным узелком там я писала отказ. На часах было 6 утра.

Наконец, с формальностями было закончено. Муж пошел домой поспать. Моя акушерка поздравила меня и ушла. И мы с деткой тоже легли спать.

Я не знаю, сколько мы спали. С 6 до 11 утра к нам в палату пришли все, кто только мог. Представители фирмы-производителя подгузников («Доброе утро, наши подгузники — лучшие подгузники, вот посмотрите»), заведующая отделением, которой по инструкции нужно провести беседу с каждой, подписавшей отказ от прививок («Ну что вы упрямитесь, это же просто БЦЖ!»), постовая сестра («Мама, вы дура, надо же быть такой дурой, а? А еще высшее образование есть, как я посмотрела в карте!»), гинеколог («Ну, показывайте, что тут у вас» — в присутствии трех соседок) и буфетчица, которая привезла завтрак (хоть с этим повезло).

Арина Покровская: «Оскорбления, допущенные заведующей и постовой сестрой в этом примере, достойны жалобы в прокуратуру, страховую компанию и министерство здравоохранения. Нарушены нормы ст. 6 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».

В 11 утра я позвонила мужу и сказала: «Забери меня. Я больше не могу». Пошла на пост и попросила подготовить выписку. В ответ получила еще несколько «Точно дура» и заверение, что меня никуда не выпустят с ребенком, пока я не напишу заявление «В связи с досрочной выпиской из роддома ответственность за смерть своего ребенка беру на себя». («Она у вас может умереть, просто потому что она сильно похудела за несколько часов! Смотрите! Она потеряла 220 грамм! Считайте, одну десятую часть веса!»)

Арина Покровская: «Родители вправе принимать любые решение за своих детей с момента их рождения, если считают, что это в их интересах, в том числе, отказываться от медицинской помощи и наблюдения врачей: Конституция РФ, ст. 38: «1. Материнство и детство, семья находятся под защитой государства. 2. Забота о детях, их воспитание — равное право и обязанность родителей». Семейный кодекс РФ N 223-ФЗ, ст. 64: «1. Защита прав и интересов детей возлагается на их родителей. Родители являются законными представителями своих детей и выступают в защиту их прав и интересов в отношениях с любыми физическими и юридическими лицами, в том числе в судах, без специальных полномочий». ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» ст. 20 («Необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является информированное добровольное согласие гражданина» и «Согласие на медицинское вмешательство в отношении лиц, не достигших возраста, установленного частью 5 статьи 47 и частью 2 статьи 54 настоящего Федерального закона (15 лет), дают их законные представители» — т. е. согласие на медицинское вмешательство в отношении ребенка могут дать только родители)».

Я уходила из роддома молча. С дочкой в синеньком пледике. Постовая медсестра обиделась на меня, что я не заплатила 500 рублей за то, что она завернет мне ребенка на выписку «как куколку для фотографий». Я не хотела фотографий выписки. Мне было на что потратить 500 рублей. И вообще — муж забыл красный комбинезончик дома. Соседки по палате пугали, что не заплатить 500 рублей за выписку — плохая примета. И что я больше не вернусь тогда в роддом.

Я не вернулась в роддом. Спустя три года и восемь месяцев я родила сына дома.

P.S. Моей дочке этой осенью исполнится девять лет. Девять лет назад я стала мамой. Я думала, что время лечит. Но, кажется, не очень. Я пишу нашу историю и плачу. Я помню ту ночь как сейчас. И я могу сказать точно — то, что я пережила, называется #насилие_в_родах.

Арина Покровская: «Резюмируя историю, стоит отметить, что в настоящее время в России нельзя гарантированно защититься от т. н. бытового хамства персонала медицинских учреждениях, но можно отстоять свои законные права и помочь всем тем, кто пойдет следом за нами — путем возмущения, переговоров, жалоб и честного публичного обсуждения атмосферы, где мы позволяем рождаться нашим детям».